Отечественная культура советской и постсоветской эпохи
18.5. Культура тоталитарного общества (50-80-е гг.)
В послевоенный период основной задачей Советской России было восстановление и наращивание культурного потенциала. Развивается система народного образования: вводится всеобщее обязательное семилетнее образование, открываются новые вузы и университеты (вместе с восстановленными 300 вузами их количество доходит до 412). Выдающихся достижений добивается советская наука, где складываются научные школы, имеющие мировое значение. 1957 г. отмечен первым в мире запуском спутника, открывшего эру освоения космоса, спуском на воду первого в мире атомного ледокола "Ленин". 12 апреля 1961 г. впервые в истории человечества был осуществлен полет человека в космос, им стал Ю. Гагарин.
Между тем безусловные успехи Советского государства были отчасти обусловлены и особенностями системы политического господства - системы тоталитаризма (от лат. totus - весь, целый, совокупный).
Анализируя природу тоталитаризма, Ю.Н. Давыдов определяет его как систему насильственного политического господства, характеризующуюся полным подчинением общества, его экономической, социальной, идеологической, духовной и даже бытовой жизни власти господствующей элиты, организованной в целостный военно-бюрократический аппарат и возглавляемой лидером.
Основной социальной силой, на которую опирается тоталитаризм, является люмпенство города и деревни (люмпен-пролетариат, люмпенизированный слой крестьянства и люмпен-интеллигенция), отличающееся социальной аморфностью, дезориентированностью, ненавистью ко всем остальным общественным слоям и группам ввиду наличия у них стабильности жизненного уклада, определенности этических принципов, собственности и т. д.
Тоталитаризм не являлся особенностью исключительно советского государственного устройства и был основой политического устройства Германии, Италии, Испании, Китая 30-50-х гг. Однако для советкого тоталитаризма была характерна особая прочность, структурная закостенелость, неизменность. Среди причин, способствующих стабилизации советского тоталитаризма, А.Д. Сахаров называл:
- милитаризм, наличие мощного ракетно-ядерного потенциала;
- "централизованную, военную структуру управления экономикой, пропагандой, транспортом, связью, международной торговлей, дипломатией";
- "закрытость" общества, отсутствие гражданских свобод: печати, заграничных поездок, "трудности эмиграции и полную невозможность возвращения обратно";
- "полное отсутствие демократического контроля за деятельностью властей, правящей партийно-государственной верхушки как в области внутренней политики, экономики, охраны среды, социальных проблем, так и в области внешнеполитической";
- пропаганду, "представляющую собой одну из форм экспансии".
Система тоталитарной идеологии претендует на воплощение истины и блага народа, между тем воплощение этого блага отнесено в область "светлого будущего". Лозунги, идеологические постулаты, цели тоталитаризма принципиально неверифицируемы, непроверяемы, недоказуемы, что придает им характер мифа. Для осуществления этих целей политическая власть монополизируется и оказывается в руках одной партии, имеющей одного лидера; "происходит сращение правящей партии с государственным аппаратом"; происходит уничтожение… независимой от государства общественной жизни", что выражается "в запрете всех иных политических партий и всех общественных организаций, не подчиненных правящей партии"; "умаляется роль права, закона: власть получает дискреционные (т. е. законом не ограниченные и закону не подчиненные) полномочия, государство становится неправовым"; "партийно-государственный аппарат устанавливает монопольный контроль над экономической сферой, утверждая централизованное руководство экономикой"; "все средства информации и само содержание обращаемой в обществе информации берутся под строгий контроль аппарата"; "сохранение и упрочение всей этой системы монополий невозможно без насилия".
В области культурной политики в послевоенный период по-прежнему находилась ленинская идея функционирования культуры в качестве "служанки политики", инструмента управления и формирования массового сознания. Художественная культура этого времени развивалась в рамках метода "социалистический реализм". Продолжая ориентацию искусства 30-х гг. на тесную связь с социальной реальностью, в 50-60-е гг. появляется огромное количество произведений на случай: очерков, поэм, романов, кантат, ораторий, здравиц, хоров, что с тревогой констатирует известный советский теоретик и композитор Г. Хубов на пленуме Союза композиторов: "За последние пять лет, по неполным данным, написано около сотни кантат и ораторий... Многие из них плохи: они сделаны равнодушной рукой, без мастерства, без вдохновенья, выкроены по установившемуся шаблону... Мы уже привыкли слышать шумную "вступительную" декларацию в начале, традиционную "оптимистическую колыбельную" в середине и торжественную "заключительную" декларацию в конце".
В литературе, по аналогии, основным жанром становится производственный роман. Остроумное осмеяние литературно-идеологического штампа в произведениях такого толка дается в поэме "За далью - даль" А. Твардовского:
Роман заранее напишут,
Приедут, пылью той подышат,
Потычут палочкой в бетон,
Сверяя с жизнью первый том.
Глядишь, роман, и все в порядке:
Показан метод новой кладки,
Отсталый зам, растущий пред
И в коммунизм идущий дед.
Она и Он - передовые,
Мотор, запущенный впервые,
Парторг, буран, прорыв, аврал,
Министр в цехах и общий бал...
Трагизм данной ситуации заключался в том, что гуманистически ориентированные и имеющие безусловную ценность идеалы трудового героизма, патриотизма и честности в условиях конкретного эстетического пространства девальвировались и оказывались недостаточно привлекательными для дальнейшего распространения и бытования: самой теме начинает придаваться значение, превосходящее ее художественное воплощение.
Постоянный и не сокращающийся разрыв между декларируемой мечтой-целью и реальностью, между идеальным образом представителя партократической элиты - бессребренника и романтика и действительным привели к обратным результатам, когда идеальный в представлении государства образ не только не вызывал стремления к подражанию, но, наоборот, служил эталоном, изначально не предполагающим последующей дубликации. В такой ситуации большая часть социальных потребностей в рекреации, компенсации чувств и ощущений, психологической защищенности индивида оставалась неудовлетворенной, и данный вакуум по мере возможности заполнялся образцами отечественного массового искусства и массовой культуры Запада.
Это искусство, где идея превалирует над художественностью, а персонажи деперсонифицированы, является адаптационным и отмечено такими особенностями, как тяга к производству некритического сознания, гедонизм, клишированность образов и схематизм ситуаций, направленность на стереотипизацию мышления, стремление к манипуляции массовым сознанием через внедрение идеологических мифов, штампов и стереотипов.
Конечно, названные особенности развития не перечеркивают выдающихся достижений в художественной культуре советского времени, и описание данного феномена ни в какой мере не претендует на целостную характеристику художественной культуры этого периода. Подобная антиномия связана с тем, что у искусства есть не только социальная обусловленность, но и своя собственная логика развития. Оно органично по определению и сопротивляется навязываемым ему искусственным, чуждым его природе идеологическим конструкциям. И в силу присущей ему самоценности, суверенности подлинное искусство преодолевало адаптационные барьеры, стремилось, говоря словами Б. Пастернака, дойти до "самой сути" и доходило до нее.
В 60-70-е гг. в искусстве тема борьбы за "светлое будущее" получает новую форму. Так, в рамки патриотического повествования о героических событиях Великой Отечественной войны органично вписывается одиссея советского разведчика, введенного командованием в операцию "Омега". Точно так же многосерийные эпопеи о судьбах Отечества "Угрюм-река", "Тени исчезают в полдень" и иные включают элементы мелодрамы, триллера и бытовой комедии, а многочисленные детские ленты о подвигах "неуловимых", о тайне кортика и бронзовой птицы, о зеленом фургоне содержат все атрибуты боевика и детектива одновременно.
Эти фильмы пронизаны революционно-романтическим пафосом и выстроены по законам массового искусства. Исследуя эту проблему, Н. Зоркая, в частности, отмечает, что образы фильмов о разведчиках часто имели маскоподобный характер обезличенных радистки, священника, интеллигента, связного. Точно так же были типизированы персонажи советских эпопей о судьбах народа, где интрига разворачивалась в противостоянии сил народных (большевик, рабочий или колхозник, председатель колхоза, бригадир) и антинародных (кулак, белогвардеец, вредитель).
Характерно, что уже в те годы застоя в социалистическом искусстве рождаются мифы, исследователями относимые по преимуществу к западной буржуазной действительности - мифы об "обществе равных возможностей", где распределение благ осуществляется в соответствии с личными затратами труда, а общество оказывается образцом рациональности и справедливости. Характерными образцами подобного жанра являются необычайно популярные в 80-х гг. ленты "Москва слезам не верит" и "Карнавал". Параллельно отметим, что проблема легитимации социального статуса через внедрение мифов о равных возможностях является настолько актуальной, что сегодня редкое периодическое издание для бизнесменов (или о них) обходится без биографий наиболее влиятельных предпринимателей или политиков, ставших в современных условиях своеобразными секуляризованными "житиями святых".
Однако настоящая перестройка сознания - хотя бы в области искусства - начинается в 70-80-е гг., задолго до провозглашения идей перестройки как явления социально-политического, когда в кинематографе делается ставка на жанровое кино - боевик и мелодраму, а в музыке полностью легализуется рок и официально разрешается жанр мюзикла в духе "Иисуса Христос - суперзвезды". Это время всеобщего упоения композициями "Pink Floid" и "Uriagh Heep", энтузиазма первых отечественных рок-фестивалей и чуть позже появления фильмов "Пираты XX века", "Экипаж" и т. п. Здесь уже произведение искусства превращается из рациональной аллегории социального мифа в его иррациональную аллегорию, а традиционные архетипы лидера, воина, рабочего и эксплуататора заменяются более новым, современным и привлекательным - супергероя. Привлекательность этого имиджа напрямую зависит от степени его мифологизированности, и, удаленный от действительности с ее безвестными героями трудового фронта, в которых легко узнать себя и себе подобных, он оставляет более яркое эмоциональное впечатление.
Как представляется, ирреальность сюжетов о супергероях позволяет субъекту реально воспринимать мир и, осуществив свой протест через идентификацию с одним из них в художественном пространстве, в обыденной жизни сохранять способность воспринимать ее без трагизма и надлома и, следуя инстинкту самосохранения, исключить из арсенала средств восприятия действительности какую бы то ни было оппозиционность.