Политическое изменение

8.2. Понятия современности и политической модернизации

8.2.1. Смысловое содержание категории Современности / Модерна

Общие понятия политической науки по значению слова отражают наиболее существенные свойства, отношения, явления и процессы мира политики. Задача объяснения категории Современности, связанной с так называемым социально-историческим временем, задает немалые семантические (смысловые) и терминологические трудности. Дело в том, что само русское слово современность допускает двоякое понимание. С одной стороны, оно выражает идею одновременности, совпадения по времени того, о чем идет речь. В таком аспекте правление Ивана Грозного (1547-1584) в части своей оказалось современно властвованию императора Карла V (1519-1556), эти государи были современниками, а 1550-е гг. стали их общей современностью. С другой стороны, то же самое слово содержит идею совпадения с ныне текущим временем - то есть с сим днем, когда говорят или дают оценку, а значит, с началом XXI в. При расширительном толковании это последнее значение может быть распространено на переживаемую сейчас историческую эпоху, даже если она началась несколько поколений тому назад. Тогда современниками, пожалуй, можно считать далекого пращура Джона Черчилла, герцога Мальборо (1650-1722) и его правнука Уинстона Черчилля (1874-1965). Новоевропейские языки, казалось бы, разграничивают два основных значения русской "современности", связывая первое из них со словами вроде английского contemporary, французского contemporain и т.д., а второе - с modern, moderne. Однако и в этом случае сохраняется известное противоречие между исконным смыслом средневекового латинского modernus (от наречия modo - только что, сейчас, ныне; недавно; немедленно после - соответственно о настоящем, прошедшем и будущем) и расширительными значениями словоупотреблений сегодняшнего времени. Французскому писателю Шарлю Перро (1628-1703) было легко сравнивать достоинства древних (ancien) и нынешних (moderne) сочинителей, ибо его литературное поколение как раз и было тем нынешним, которое обратилось к иным языку и творческим принципам, чем предшественники - античные авторы и их подражатели-классицисты. Для Бенжамена Констана разграничение между свободой у древних и у современников стало проблематичнее: век, современный ему, и древние времена, хотя и обрели множество неодинаковых ликов, но растянулись и как бы синхронизировались по ряду факторов. Он показал, что аналитически (идеальнотипически) они очень существенно отличаются друг от друга, однако в практике Французской революции шло прямое противоборство принципов свободы древней и новой.

Задача определения совпадения времен в социально-историческом ракурсе становится гораздо сложнее на рубеже второго и третьего тысячелетий. Можно ли признать современниками 16-го президента США Авраама Линкольна (1861-1865) и Джорджа Буша-младшего, американского президента с 2001 г.; есть ли общее для них ныне, т.е. в настоящее время? Это ныне предстает особенно проблематичным в случае политико-антропологического сравнения цивилизаций, развивающихся на индустриальном и постиндустриальном экономическом базисе (например, Европы и Северной Америки), и сообществ, проживающих в Африке или на островах Тихого океана. Известно, что эволюция различных цивилизационно-культурных зон осуществляется в их собственных ритмах и динамике, которые отнюдь не синхронизованы. Кроме того, в условиях переноса стандартов и норм современности одной цивилизационной зоны в иное культурное пространство (с отличающимися правилами поведения, образом жизни) зачастую никак нельзя признать современниками не только дедов и внуков, но даже отцов и детей, живущих в одном доме.

Проблема как будто упрощается при использовании в отечественной политической науке термина Модерн. В определенных отношениях он полезен, однако возникают некоторые трудности в соотнесении русского словопонятия современность и иностранного модерн. Сверх того, многозначность (полисемантичность) понятия Модерна, эстетические ассоциации, привязывающие к искусству и архитектуре, культуре в целом, осложняют его использование в политологическом контексте. Само содержание слов Модерн и модерность функционально ограничено тем, что они воспринимаются в виде стилистических явлений, тогда как политологам необходим четкий, наполненный смыслом эквивалент понятию исторической эпохи Современности, т.е. периоду времени в политическом развитии, отличающемуся характерными особенностями.

Наконец, следует учесть и технологическую коннотацию (т.е. дополнительное, сопутствующее значение) понятия модернизации и производных от него (модернизировать, модернизированный), связанную с представлениями о неких производственных новшествах и о сугубо техническом процессе улучшения.

8.2.2. Предпосылки и факторы политической модернизации

Неясность и многозначность самих словопонятий Модерн (как эпоха) и модернизация (как один из наиболее распространенных в мире вариантов процесса развития) затрудняют выработку критериев их определения и применения в политологических исследованиях. Стилевые критерии явно не подходят. Для человека из общества, едва приступившего к модернизации, просто подражать поведению, да еще и политическому, уже давно "модернизированных" голландцев, англичан, американцев, с недавних пор японцев бессмысленно, порой даже контр продуктивно. Вместе с тем модернизирующиеся социумы заимствуют многие элементы массовой культуры, например, у индустриальных обществ. В гуманитарных науках явления такого рода именуют демонстрационным эффектом, указывающим на то, что в подвергающихся модернизации обществах субъективные качества, потребности и желания людей осовремениваются быстрее, нежели объективные, прежде всего экономические и социально-политические, основы их жизнедеятельности.

Осмысление сущности Модерна может быть, вероятно, облегчено за счет использования самой "неокончательной", доопределяющейся логики, поразительного разнообразия и изменчивости этой эпохи. Дело состоит в том, чтобы уловить смысл переходов от одного момента модернизации к ее последующей стадии. Иными словами, адекватная модель современной политической организации, а тем более модернизации, должна, по сути, быть динамичной, способной к конструктивному усвоению новшеств. Это верно оценил один из пионеров изучения модернизации американский ученый Сирил Блэк (1915-1989), который так и назвал свой труд - "Динамика модернизации: очерки сравнительной истории" (1966). Предложенная Блэком схема отличается, однако, смешением экономических, политических, социетальных и культурных факторов модернизации, а также несколько прямолинейной технологичностью.

Для понимания причинно-следственных связей модернизации необходимо определить характер эпохи Современности/Модерна.

Политологи уже вполне обоснованно выделили общие черты, или организующие принципы, Современности, которые обобщил Штомпка.

1. Индивидуализм. В обществе окончательно утверждается центральная роль индивида, освобождающегося от обязательных групповых связей, по своему усмотрению выбирающего социальный коллектив, самостоятельно определяющего свои действия и несущего личную ответственность за собственные поступки, успехи и неудачи.
2. Дифференциация. Эта характеристика свойственна сферам труда и услуг, где возникает множество новых специализированных занятий и профессий, требующих высокого уровня образования, компетентности и опыта.
3. Рациональность. Данный принцип деятельности активно влияет на государственное управление, освобожденную от элементов традиционализма бюрократию в целом. Важнейшая роль в обществе принадлежит науке как средству познания и инструменту преобразования действительности.
4. Экономизм. Экономика превращается в доминирующую сферу жизни общества, определяющую динамику других областей общественных отношений и выступающую основным регулятором социально-политических процессов.
5. Экспансия, т.е. способность процессов и отношений современного типа распространяться и подчинять своим закономерностям отставшие в развитии страны периферии мировой системы.

За четыре последних десятилетия появилось множество концепций политической модернизации и моделей изменений, ведущих к становлению современных демократических политий. Интерес к их разработке как бы накатывал волнами: то обострялся, то падал. Определенные версии теории модернизации оказались непригодными для объяснения реальности. Именно это обстоятельство и востребовало новые подходы и к политическому развитию в самом широком смысле, и к политической модернизации как той реальности, которая отхватила почти весь мир, во всяком случае на протяжении прошлого столетия и в начале нынешнего. Наряду с исследованиями последнего времени существуют и более ранние труды, которые останутся фундаментальным источником познания феноменов развития и политической модернизации. Даже среди них особо выделяются теоретические разработки Уолта Ростоу, схемы которого применяются при рассмотрении без малого всех проблем Современности, связанных с развитием.

От традиционного к современному состоянию образцово модернизированный сегодня Запад двигался долго и неспешно, примерно с начала XIV в., после "сумерек Средневековья", по конец XVIII в., когда процесс роста индустриального способа производства стал необратимым. Эти пять веков вместили в себя многие политически значимые процессы. В частности, развитие общества выразилось в расслоении дотоле слитных (синкретических) общественных отношений, внутри которых постепенно оформились в качестве автономных пространств жизнедеятельности человека экономика, политика, право, культура и религия. Диверсификация не разрушила общество. Напротив, сложилась целостность более высокого порядка, что показало: система, которой имманентна (лат. immanens - свойственный; внутренне присущий) способность к непрерывному самообновлению, является высокочувствительной к инновациям культурного, экономического, технико-технологического и политического порядка. Таким образом, к началу XIX в. в большей части Европы сформировались основы индустриального общества, и его базовым действующим субъектом стал человек современный, в поведенческую программу которого вошли суверенные действия, направляемые самостоятельной оценкой ситуации и рациональным учетом собственных интересов.

Первый момент только зачинавшейся модернизации состоял в секуляризации. Прежнее положение, когда сакральная вертикаль европейского мироустройства была единая для всех граждан Respublica Christiana (лат. буквально - Христианская Республика), что утверждалось католической (вселенской) церковью, сменяется новым, когда отдельные властители вроде английского Генриха VIII (1491-1547), различные секты и стоявшие за ними сообщества и даже индивиды (в наиболее радикальных случаях Реформации XVI в.) начали сами брать на себя право интерпретировать смысл Священного Писания и основания политического порядка.

Более продвинутой фазой секуляризации (и следующим моментом модернизации) стала рационализация: замещение всемогущего Всевышнего столь же универсальным и всесильным Разумом - источником и венцом всяческого бытия. Секуляризация, обратившаяся рационализацией, дала, таким образом, импульс демистификации (расколдованию) мироустройства, а с ним и политического порядка.

Интерпретация Яркий образ, который стал ключом для понимания "замены" Бога Разумом, был предложен Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем в предисловии к "Философии права", изобразившим "разум как розу на кресте современности". Превращение креста католической церкви и европейской Respublica Christiana в крест Современности влечет замену фигуры Сына Божия абстрактным понятием Разума. При этом роза в качестве символа блаженства, полноты и совершенства служит выражением абсолютности, завершенности и сокровенности как Бога, так и Разума. Для Гегеля преодоление разрыва "между разумом как сознающим себя духом и разумом как наличной действительностью" составляло смысл политического прогресса, который именно Современность в состоянии явить миру.

Разрешение конфликтов между структурами абсолютного государства и "своевольного" гражданского общества начало осуществляться в рамках нового процесса - конституционализации. После того как нормативный порядок западнохристианской цивилизации распался на части, которые были присвоены (приватизированы) каждой чувствующей себя самостоятельной личностью, умножены и переработаны структурами возникавших государств и гражданских обществ, общее европейское нормативное наследие воспроизводится заново в виде правового порядка каждой из национальных территориальных политий, а также европейской международной системы. Новый порядок основывается уже не на авторитете Всевышнего и сотворенной им сакральной вертикали власти, а на разумно-прозаических основаниях, которые слагаются из переосмысленных фрагментов цивилизационного наследия.

Эта сторона дела была гораздо яснее людям, вовлеченным в формирование конституций, чем их далеким потомкам, склонным замечать лишь результат, точнее, его форму - писаный текст. Лидер английских консерваторов, заметный политический мыслитель Генри Сент-Джон, лорд Болингброк в своем знаменитом "Рассуждении о партиях" очень точно определил конституцию как "соединение законов, институтов и обычаев, проистекающих из определенных принципов разума и направленных на некие установленные цели общего блага, образующее цельную систему, в соответствии с которой данное сообщество согласилось быть управляемо". Рациональная в своей основе и ориентированная на общее благо система норм только тогда становится конституцией, когда она способна обеспечивать главное: согласие сообщества на то, чтобы им управлял некий суверен (носитель верховной власти). Таким образом, конституция оказывается пактом особого рода, который предполагает неизменное согласие между монополизировавшим насилие суверенным территориальным государством и освобожденным от насилия гражданским обществом, а такое согласие опирается на естественное право (права человека) и на общественный договор (контрактные отношения).

Болезненный конфликт между двумя противоположными по своей сущности образованиями - абсолютистским государством и гражданским обществом - несколько раз выливался в так называемые ранние буржуазные революции. Фактически это были революции ранней политической модернизации. Конфликт подобного рода преодолевался посредством контитуций и конституционализма. Благодаря им и дисциплинирующие устремления государства, и своевольные порывы гражданского общества оказывались в равной мере ограничены и увязаны друг с другом. Конституционная, или ограниченная, монархия в европейских условиях явилась первой завершенной формой современного политического устройства.

Результату ранней модернизации - конституции как рационализованной структурной основы политического порядка - в известной мере отвечает исходный момент средней фазы модернизации - нациеобразование как самовыражение единства новых политических сообществ.

С тех пор в политической сфере власть в целом и структуры управления начали обретать и развивать свои функции. Это предполагало учреждение разного рода государственных институтов и служб - внутриполитических и внешнеполитических, все более отчетливо дифференцировавшихся и вписывавшихся в предзаданные еще ранним Модерном рамки суверенного территориального государства.

В сфере гражданского общества появились процессы, которые можно обобщить в понятии плюрализации - его структурирование, выделение различных по типу и по характеру интересов и их организация. Под организацией интересов при этом понимается их последовательная идентификация, агрегация, артикуляция и реализация, получавшие соответствующее институциональное оформление.

Тогдашняя жесткость государственной функциональной инфраструктуры, равно как и отчужденность от граждан, а то и засекреченность внешнеполитического ведомства, входили в противоречие с динамичностью организации интересов как в национальных, так и в международных масштабах. Необходимо было снять возникавшие напряжения, конструктивно их преодолеть. Выход был найден в репрезентации - постоянном обеспечении ответственности общеполитических решений и курсов, их соотнесенности с частными интересами и целями специализированных институтов государственной власти.

Во внутриполитическом аспекте осуществление данной эволюционной задачи было связано с образованием национальных систем представительного правления, что предполагало, помимо запуска механизмов выборов и представительства (делегирования власти), также создание соревнующихся за контроль над государственной властью партий и других влияющих на власть институтов-посредников (от массовых движений до лоббистских организаций). Все это позволяло рационализировать процессы гражданского участия в принятии и осуществлении решений, обеспечить ответственную разработку внутренней и внешней политики.

Во внешнем, международном, аспекте с введением в действие принципа репрезентации нормы международного права (итог раннего Модерна) были уточнены и дополнены правилами дипломатического представления, а тем самым и согласования политических курсов. С тех пор международная политика утратила свою стихийность, которую она демонстрировала во времена, например, подготовки Вестфальского мира (1648) или Утрехтского мира (1713), становясь все более регулируемой дипломатическими методами, что проявилось в движении от Венской системы (заложена в 1814-1815) к созданию Лиги Наций (1919).