Немецкая классическая философия

5. Публичное право и государственное право

Неправовое состояние, в котором нет распределяющей справедливости, называется естественным состоянием. По Канту, как уже говорилось, естественному состоянию противоположно не общественное состояние, а гражданское состояние общества, подчиняющееся распределяющей справедливости; ведь и в естественном состоянии могут существовать правомерные сообщества (например, брачные, отцовские, домашние вообще и любые другие).

Гражданское состояние характеризуется наличием публичного права (писаных законов, признаваемых и соблюдаемых каким-либо народом или множеством народов) и правовым равенством (равенством всех перед законом). Поэтому даже гражданский союз не является обществом: дело в том, что гражданский союз включает в себя отношения между повелителем и подданными, которые представляют собой отношения субординации, но не координации; те же, кто находится в отношении координации, должны именно в силу этого рассматривать друг друга как равных, поскольку они подчиняются общим для всех законам. (Кант, по-видимому, противопоставляет понятие политического, или гражданского общества понятию общины, в которой существуют властные отношения, но нет гражданского права.)

Согласно Канту, такое правовое состояние отдельных индивидов в составе народа в отношении друг к другу называется гражданским, а их совокупность - государством, которое ... как нечто связанное общей заинтересованностью всех в том, чтобы находиться в правовом состоянии, называется общностью.

Публичное право включает в себя право государственное и международное право; поскольку же земля представляет собой не бесконечную, а замкнутую поверхность, государственное и международное право необходимо приводят к идее права государства народов ... или права гражданина мира.

В естественном состоянии отдельные лица, народы и государства никогда не могут быть гарантированными от насилия друг над другом, притом каждый делает на основе своего собственного права то, что ему кажется правым и благим, не завися в этом от мнения других. Таким образом, естественное состояние характеризуется как несправедливое не потому, что люди в этом состоянии строят свои отношения на одной только силе, но, так сказать, в силу локальности права, отсутствия единого понятия права и правового стандарта (вспомним правовую культуру средних веков), и если право оказывалось спорным ... не находилось компетентного судьи, который мог бы вынести имеющий законную силу приговор.

Поэтому, когда Кант говорит, что государство - это объединение множества людей, подчиненных правовым законам, он, очевидно, имеет в виду правовое государство, опирающееся не на обычное право (кодифицированные нормы обычая), а именно государство, сообразующееся с универсальным правовым стандартом, включающим в себя и такие уровни, как международное право и права гражданина мира. Смыслообразующие принципы такого стандарта Кант называет чистыми принципами права, они априорны и в этом смысле противоположны бытующим (эмпирическим) статуарным законам, но именно потому они и нормативны (общеобязательны). Сам он выражается следующим образом: "Поскольку эти (правовые. - А. Ч.) законы необходимы как априорные законы, т.е. как законы, сами собой вытекающие из понятий внешнего права вообще (а не как законы статуарные), форма государства есть форма государства вообще, т.е. государство в идее, такое, каким оно должно быть в соответствии с чистыми принципами права, причем идея эта служит путеводной нитью для любого объединения в общность...".

5.1. Учение о разделении властей. Гражданин и подданный

Правовое государство как аккумулированная и институциализированная, функционально организованная всеобщая воля подразделяется на три ветви власти и соответственно включает в свой состав три властных органа: верховная власть (суверенитет) в лице законодателя, исполнительная власть в лице правителя (правящего согласно закону) и судебная власть (присуждающая каждому свое согласно закону). Согласно Канту, законодательная власть может принадлежать только объединенной воле народа. Кант прибегает к руссоистскому обоснованию безусловной правомочности и справедливости всеобщей воли: если кто-то принимает решение в отношении другого лица, то всегда существует возможность, что это решение не будет правомерным; однако такая возможность исключена, когда решение принимается относительно себя самого. Согласованная и объединенная воля всех означает, что каждый в отношении всех и все в отношении каждого принимают одни и те же решения. Отсюда следует уже встречавшееся нам у Руссо и Монтескье различение между гражданином и подданным.

NB.: Кант включает в состав своей теории идею строгого верховенства закона и законодательной власти, введенный Локком и подхваченный просветителями. Кроме того, он заимствует теорию народа-суверена Руссо; однако эта концепция подвергается существенной модификации: сувереном, источником легитимности власти и нормативности правовых норм у Канта становится не коллективное существо, "условная личность" Руссо, а (в соответствии с кантовским учением о моральной свободе) нравственно автономная, способная начинать от себя причинную цепь и нести за это ответственность, вменяемая личность, не только выступающая от своего имени, но и представляющая собой средоточие нравственного достоинства человечества.

Граждане - объединенные для законодательной деятельности члены общества (правового государства), атрибутами которых являются: 1) свобода каждого не повиноваться иному закону, кроме того, на который он дал свое согласие; 2) гражданское равенство - признание "стоящим выше себя только того в составе народа, на кого он имеет возможность налагать такие же правовые обязанности, какие этот может налагать на него"; 3) экономическая самостоятельность - то, что они обязаны своим существованием и содержанием не произволу кого-то другого в составе народа, а своим собственным правам и силам ... следовательно, в правовых делах гражданская личность не должна быть представлена никем другим.

Гражданин, таким образом, объединяет в своем лице и суверена, в роли коего он выступает как член законодательствующего народа, и подданного - равное со всеми другими гражданами частное лицо, подчиненное всеобщим законам.

Проблема несовпадения требований ко всеобщей законодательствующей воле и воле частной решается, однако, не так как у Руссо, а путем цензирования права голосования. Кант рассуждает следующим образом. Только способность голосовать составляет квалификацию гражданина - он не уточняет того, в рамках какой процедуры голосования - референдума или выборов (предполагая, в отличие от Руссо, возможность представительства народной воли). В свою очередь, такая квалификация гражданина предполагает для него способность быть экономически и политически самостоятельным. Отсюда - необходимость деления граждан на активных и пассивных.

Дровосек, которого я нанял в моем дворе, кузнец в Индии, который ходит по домам со своим молотом ..., чтобы работать там по железу, в сравнении с европейским столяром или кузнецом, которые могут публично выставлять на продажу изготовленные ими изделия; домашний учитель в сравнении со школьным преподавателем, оброчный крестьянин в сравнении с арендатором и т.п. - все это лишь подручные люди общности, потому что ими должны командовать и их должны защищать другие индивиды, стало быть, они не обладают никакой гражданской самостоятельностью. Такие люди не могут организовывать общество и быть инициаторами введения тех или иных законов, но это не означает, что они лишены свободы и на них не распространяется принцип равенства; в правовом отношении они, как люди, свободны и равны со всеми другими членами общества, ведь лишь на условиях свободы и равенства народ может образовать правовое государство; поэтому они не должны противиться возможности перейти из пассивного состояния в активное. И все же они лишены права голоса.

Государство - это власть. Поэтому каждая из ветвей власти обличена определенным официальным саном. Власть представляет собой отношение повелителя к повинующемуся. Как ясно из вышеизложенного, высшей главой и общим повелителем является народ (в качестве политически объединенного начала относящийся как глава к разрозненной массе народа как к подданному); но в этом смысле сам народ - государство. Акт, через который народ сам конституируется в государство ... это первоначальный договор, согласно которому все ... в составе народа отказываются от своей внешней свободы, с тем чтобы снова тотчас же принять эту свободу как члены общности, т.е. народа, рассматриваемого как государство ... Как видим, Кант придерживается уже сложившейся концептуальной схемы "общественного договора", которая не имеет для него, правда, исторической интерпретации: договор - не реальный акт, а смысловое, априорное условие возможности политической общности и гражданской свободы; поэтому он оговаривается, говоря, что этот акт, собственно говоря, - лишь идея государства, единственно благодаря которой можно мыслить его правомерность. Договор - политически упорядочивающий социальную "реальность" уровень сознания.

5.2. Идея правопорядка и законопослушности как внутренний масштаб политического (гражданского) сознания

Точно так же не нова схема координации (взаимодополнения), соподчинения и единства трех ветвей государственной власти. Поэтому Кант не дает подробного ее описания, но, следуя своей методологии, делает акцент на определении правовых прерогатив каждой из властей. Ведущая идея здесь - идея правопорядка как некоего предельного смыслового горизонта и системы априорно-безусловных координат, в рамках которых осуществляется взаимодействие властей между собой, а также с гражданами. Это становится ясно, когда Кант утверждает: ... в том, что касается внешнего мое и твое, воля законодателя ... безупречна, способность к исполнению у верховного правителя ... неодолима ... а приговор верховного судьи ... неизменяем ... Согласно кантовской теории, это означает, что правопорядок возможен (а государство будет правовым) только тогда, когда законы всегда принимаются всеми как то, что подлежит исполнению, исполнительной власти всегда подчиняются, а решение верховного суда свято для всех, окончательно и не подлежит пересмотру.

В связи с проблемой разделения властей Кант очень кратко (считая, по-видимому, саму теорию в достаточной степени обоснованной и утвердившейся) оговаривает следующие обстоятельства.

Во-первых, он подчеркивает недопустимость экспансии исполнительной власти в законодательную сферу: "Правительство, которое было бы также законодательствующим, следовало бы назвать деспотическим в противоположность патриотическому, под которым, однако, подразумевается не отеческое правительство ... - самое деспотическое из всех правительств (к гражданам относятся как к детям), а отечественное ... при котором само государство ... хотя обращается со своими подданными как с членами одной семьи, но в то же время относится к ним как к гражданам государства, т.е. по законам их собственной самостоятельности, каждый из них сам себе господин и не зависит от абсолютной воли другого лица - равного ему или стоящего над ним". Правитель (правительство) связан законом и подчиняется ему.

Во-вторых, Кант ограничивает права суверена в отношении правителя: "Суверен может лишить его власти, снять его или же преобразовать его правление, однако не может его наказывать (именно такой смысл имеет употребляемое в Англии выражение: "Король, т.е. высшая исполнительная власть, не может поступать не по праву"); ведь это ... было бы актом исполнительной власти, которая есть высшая инстанция принуждения сообразно с законом и тем не менее подлежала бы принуждению, что само себе противоречит".

В-третьих, ни законодательная власть, ни власть исполнительная не могут брать на себя исполнения функций власти судебной. Кант обосновывает это положение следующим образом: судебное решение есть единичный акт общественной справедливости, осуществляемый государственным должностным лицом (судьей) в отношении подданного; цель этого акта - присудить подданному свое; но так как каждый по отдельности не облечен никакой властью и пассивен в отношении государства, то любая официальная власть могла бы вынести несправедливое решение; поэтому только сам народ должен решать, виновны или невиновны его сограждане, - хотя и опосредованно, через избранных им представителей (суд присяжных); таким образом, суд обладает судейской властью применить закон для определения действия в исковом деле и через исполнительную власть каждому взыскать свое.

Но главным нервом кантовской теории (разделения) властей является идея законопослушности. Именно с нею связано разрешение руссоистской дилеммы народа-суверена и народа как конкретной исторической общности.

Априорная идея правового государства, разумеется, не может быть доступна рядовому подданному; поэтому точно так же как для простого человека в нравственном отношении психологически функциональной, спасающей его от лишних деструктивных вопросов и сомнений является теологическая подпорка, так и в политическом отношении представление о святости закона столь же необходимо в интересах безусловной законопослушности подданных. Кант говорит: "Происхождение верховной власти в практическом отношении непостижимо для народа, подчиненного этой власти, т.е. подданный не должен действовать, умничая по поводу этого происхождения как подлежащего еще сомнению права ... в отношении обязательного повиновения ... Закон, который столь священен (неприкосновенен), что стоит лишь практически подвергнуть его сомнению, стало быть хотя бы на миг приостановить его действие, как это уже становится преступлением, представляется таким, как если бы он исходил не от людей, а от какого-то высшего непогрешимого законодателя; именно таков смысл изречения: "Несть власти аще не от бога", выражающего не историческое основание гражданского устройства, а идею как принцип практического разума: надо повиноваться ныне существующей власти, каково бы ни было ее происхождение".

Принцип безусловного повиновения власти содержит следующие уточняющие его положения: законодатель имеет в отношении подданных одни только права и никаких обязанностей; если исполнительная власть, нарушая законы, поступает неправомерно (например, неравномерно распределяя государственные повинности - налоги, призывы в армию и т.д.), то подданные лишены права оказывать сопротивление; они могут лишь законным образом подавать жалобы.

Конституция не должна включать в себя норму, согласно которой кто-либо может ограничивать высшую государственную власть (даже в случае нарушения верховным повелителем конституционных законов); идея ограничительных функций законодательной власти народных представителей относительно власти исполнительной противоречива и иллюзорна.

Дело в том, что, во-первых, она предполагает возможность использования в интересах реального противодействия другой ветви власти мощи по крайней мере равной той, какой располагает ограничиваемая сторона, или возможность публично отдавать подданным приказ о сопротивлении, - и в любом случае законодательная власть будет подменять власть исполнительную. (На самом деле данная идея Канта вовсе не противоречит тому, что уже сказано выше о возможности законодательной власти отстранить правительство от власти или изменить форму правления; но здесь мыслитель неявно имеет в виду то, что указанные функции осуществляются сувереном путем внесения изменений в основной закон, а не при помощи тех средств принуждения, которыми располагает правительство. В этом случае, замечает Кант, "суверен действует ... одновременно как правитель, стало быть, деспотически ...").

Во-вторых, законодателям в силу самого их финансового положения (зависимости от чиновников, распределяющих средства) свойственны поползновения к узурпации правительственной власти: "Народ, который представлен своими уполномоченными (в парламенте), имеет в лице этих поручителей своей свободы и своих прав людей, живо заинтересованных в содержании себя и своих семей, которое они получают в армии, во флоте, в гражданских ведомствах и которое зависит от министра; они всегда, скорее, готовы сами захватить правительство (вместо сопротивления притязаниям властей ...)".

Итак, у народа нет никакого права на возмущение и восстание; нет и права посягать на свободу и жизнь законодательствующего главы государства как единичного лица (монарха) под предлогом злоупотребления властью.

Интерпретация: Называя монарха законодательствующим главой государства, т.е. как бы придавая ему функцию, уже закрепленную его теорией за народом-сувереном, Кант, по-видимому, имеет в виду присущую в рамках конституционного правления монарху - как высшей ответственной и суверенной инстанции государства - прерогативу санкционирования принимаемых парламентом законов.

Обязанность народа (как подданного) - терпеть злоупотребления верховной власти, даже те, которые считаются невыносимыми, утверждает Кант. Именно поэтому, по мнению Канта, столь глубокий внутренний протест и содрогание вызывает в душе человека, исполненной идеей человеческого права, даже не сам факт убийства монарха, а его как бы правовым образом оформленная казнь (судьба Карла I и Людовика ХVI), - ибо это означает принципиальное извращение самой идеи права как смыслового условия возможности установления и поддержания правопорядка: причина того, почему мы содрогаемся при мысли о совершенной по форме казни монарха его народом, состоит, следовательно, в том, что убийство должно мыслиться лишь как исключение из правила, которое народ сделал своей максимой, казнь же - как полное ниспровержение принципов взаимоотношений между сувереном и народом (который, будучи обязан своим существованием исключительно законодательству суверена, становится его властителем), и, таким образом, насилие дерзко и из принципа становится самым священным из прав, а это подобно бездонной пропасти, поглощающей все без возврата...

Кант не становится здесь ни в коем случае на точку зрения Гоббса, говоря, что народ обязан своим существованием монарху как источнику правомочности законов. Его волнует здесь иная проблема, которую, если уйти из кантовского лексикона и воспользоваться более современным словоупотреблением, можно сформулировать как вопрос о связи между легитимностью власти и правопорядком: с его точки зрения, только легитимная власть может быть основой последнего, и не важно, какой характер она имеет и как установлена. Поэтому Кант утверждает, что изменения в имеющем изъяны государственном устройстве могут быть (правомерно) произведены только самим сувереном (в данном случае - монархом) путем реформ, а не народом путем революции и касаться исполнительной власти, но не законодательной. Одновременно он делает следующее допущение: "Впрочем, если революция удалась и установлен новый строй, то неправомерность этого начинания ... не может освободить подданных от обязательности подчиниться в качестве добрых граждан новому порядку вещей, и они не могут уклониться от честного повиновения правительству, которое обладает теперь властью. К низложенному монарху (пережившему этот переворот) нельзя предъявлять претензии по поводу ведения им дел в прошлом, и еще менее допустимо подвергать его наказанию, когда он, вернувшись в положение гражданина государства, предпочитает свой покой и спокойствие государства рискованному предприятию удалиться из страны, дабы в качестве претендента добиваться возвращения на престол путем тайно подготавливаемой контрреволюции или с помощью других держав. Но если он предпочитает второй выход, его право на свое владение остается за ним, так как восстание, лишившее его этого владения, было несправедливым". (Здесь подразумевается владение правителем своим политическим саном, а не идея государства как "вотчинной" собственности государя: верховный правитель не может иметь земельных угодий для частного пользования, ибо это связано с опасностью увидеть всю собственность на землю в руках государства, рассматривающего всех подданных как крепостных; государь не владеет ничем (как своей собственностью), кроме самого себя).

Вопрос о правомерности возвращения страны, в которой произошла революция, к старому порядку путем внешнего вмешательства относится уже к компетенции международного права.

Одна из возможных интерпретаций этого остающегося не до конца разъясненным вопроса о правомерности свержения монархической власти заключается в следующем: при определенных условиях, когда монархия отказывается от необходимых для достижения состояния правового государства реформ, она исчерпывает свою легитимность и делает правомерной революцию (насильственное низложение монарха, но не суд над ним и его наказание) и устанавливаемый ею новый порядок правления; вместе с тем только в правовом государстве легитимность власти устойчива, и это связано со строгим правом и разделением властей; разделение властей в этом случае - гарантия от политического раскола общества и гражданской войны.

Итак, власть верховного правителя (монарха) как законодательствующего суверена ограничена не правом народа на возмущение, но суверенитетом единой народной воли и правовым принципом суверенитета автономной в моральном отношении личности, в силу которого закон признает в каждом человеке правомочное лицо. Поэтому сама властная функция верховного правителя, дающая ему право повелителя народа - т.е. делающего его властным распорядителем, - не позволяет ему превращать своих подданных в крепостных рабов.

NB.: Следует иметь в виду, что у Канта - три "суверена". Первый - всеобщая воля народа (в лице его избранников - депутатов законодательного собрания); второй - воля главы государства (законодательствующего монарха); третий, которого он не характеризует таким образом, но который таковым является на деле, - самозаконодательствующая нравственная воля отдельного лица. Причем в отношении первых двух у него происходит постоянная путаница. Сам Кант говорит следующее: "Отношение высшей государственной власти к воле народе можно мыслить трояким образом: либо одно лицо повелевает всеми, либо некоторые равные между собой совместно повелевают всеми остальными, либо, наконец, все вместе повелевают каждым, стало быть, и самим собой, иначе говоря, форма государства может быть либо автократической, либо аристократической, либо демократической. (Выражение "монархическая" вместо "автократическая" не подходит к имеющемуся здесь в виду понятию: ведь монарх - это тот, кто обладает высшей властью, автократ же, или самодержец, - тот, кто имеет всю власть; последний - суверен, первый же лишь представляет его). - Легко заметить, что автократическая форма государства самая простая, а именно это - [отношение] короля к народу, стало быть, это [такая форма], где лишь один законодатель. Аристократическая форма сложена уже из двоякого рода отношений, а именно из отношений знатных между собой (в качестве законодателей), цель которых - быть сувереном, и затем из отношения этого суверена к народу; демократическая же форма самая сложная, а именно она должна сначала объединить волю всех, дабы из этого образовать народ, затем волю граждан, дабы образовать общность, и, наконец, поставить во главе этой общности суверена, который и есть сама эта объединенная воля. Что касается применения права в государстве, то, пожалуй, наиболее простая [форма государства] есть и наилучшая, однако в отношении самого права она и наиболее опасная для народа ввиду деспотизма, к которому она весьма сильно тяготеет. Правда, в механизме объединения народа посредством принудительных законов упрощение есть разумная максима, а именно, когда весь народ пассивен и подчиняется одному лицу, которое стоит над ним; но это не делает подданных гражданами ..." А выше ("Общие замечания", пункт А) Кант перескакивает с демократии на автократию, из-за чего возникает путаница: в качестве комментария к данному пункту предложено считать законодательствующего суверена-монарха главой конституционной монархии.

В целом же на суверена-монарха (имеющего право распределения должностей в государстве, распределения неоплачиваемых званий, основанных на чести, и право налагать наказания) распространяется правило: То, что народ (вся масса подданных) не может решить сам в отношении себя и своих сотоварищей, того не может и суверен решить в отношении народа. Поэтому, имея право назначения на должность, суверен ограничен в своем праве отрешать чиновника от должности (если тот не совершил должностного преступления), ибо выполнение последним своих обязанностей связано с высокой квалификацией и обучением, требующим больших затрат; народ же, на которого падают эти расходы, заинтересован прежде всего в профессиональной пригодности чиновников и ни в чем другом. Поэтому то, что объединенная воля народа никогда не решит в отношении гражданских служащих, и глава государства не сможет решить в отношении этой воли.