Знание как высшая форма информации

Понятие знания

Где мудрость, утраченная нами ради знания?

Где знание, утраченное нами ради сведений?

Т.С. Элиот

В философии принята довольно разветвленная типология знания. Охватить ее всю затруднительно. Мы остановимся на субъективном (личностном) и объективном (всеобщем) знании.

Субъективное знание, по нашему мнению, – ценная информация, пoнятая, уверованная, систематизированная субъектом, полезная, значимая для него, ставшая внутренним состоянием его сознания (сознания – совместного знания) и подсознания. Знание больше тяготеет к истине, в отличие от мнения, которое может быть как истинным, так и ложным. Но граница между знанием и мнением эфемерна. Ведь и мнение мимикрирует под знание. Субъективное знание на самом деле – комплекс мнений, полученных из окружающей среды (от педагогов, книг, Интернета, близких людей, коллег, в результате самообучения). Такое знание как продукт мышления и деятельности человека (пусть даже сэра Исаака Ньютона, школьного учителя или интернет-сайта) может содержать заблуждения и ошибки ("все мы немощны, ибо человецы суть"). Поэтому приобретенное знание – не "священная корова", которую можно доить, но нельзя на нее посягать, тем более что знание процессуально, изменчиво, как изменчивы мнения. Полагаем, ни один субъект не обладает полным знанием о чем-либо – знание "рассеяно" (по Ф. Хайеку) фрагментами во мнениях индивидов. В таком смысле многочисленные мнения и содержащееся в них фрагментарно совокупное знание суть текущие, промежуточные продукты поиска истины – цели познания.

"Что есть истина?" Ответ на этот древний философский вопрос мы позволим себе представить в аллегорической форме истины как манящего перста несбыточной мечты. Аналогичен и ответ на вопрос об объективном знании. Полагаем, Хайек прав – не удастся, как бы ни хотелось, собрать фрагменты знания, рассеянные в субъективных мнениях, в объективное знание – единое, всеобщее, наполненное одними истинами. Объективное знание – недостижимый идеал, объект философской рефлексии Г. Гегеля и его последователей. Коллективное знание, даже процеженное через академические фильтры и энциклопедии, – на самом деле "иллюзия" объективного знания. Поэтому педагог, как нам представляется, не должен перед учащимися, студентами впадать в апломб непогрешимости, давая им не объективное знание, а его иллюзию. Ведь даже проверенные временем математические аксиомы и физические законы, "неопровержимые" естественно-научные и социально-гуманитарные теории и накопленный опыт опровергались или, в лучшем случае, ограничивались узкой областью своего применения. Тем более это справедливо для современности с ее бурно развивающимися информационно-коммуникационными технологиями. Напрашивается осторожность дидактических суждений: "согласно современным представлениям…", "по мнению имярек…", "известные опыты показали…", "полагаем, что…" и т.п.

Задача любой школы, по мнению многих педагогов и автора, – не наполнить память обучающихся знаниями-мнениями, а воспитать у них нацеленные на добро и понимание, самостоятельность мышления и любознательность. Последние можно развить не обучением, а самообучением: "если Вам дали образование, то это не значит, что Вы его получили" (Интернет-баннер).

Приобретенное знание рецептурно и продуктивно, главное – уметь им пользоваться для решения задач и проблем. Это значит, что знание помогает осмыслить "…внемыслительную реальность, т.е. такую предметность, которая была бы вне самой мысли. Аналогично: математикой владеет не тот, кто знает ее аксиомы и теоремы, но тот, кто с их помощью может решать математические задачи" (А.Ф. Лосев. "Страсть к диалектике").

Априорное знание

Где начало того конца, которым оканчивается начало?

Козьма Прутков

Быть может, прежде губ уже родился шепот

И в бездревесности кружилися листы,

И те, кому мы посвящаем опыт,

До опыта приобрели черты.

О. Мандельштам

Идея априорного знания, как и любая плодотворная философская идея, неисчерпаема и, однажды возникнув, обречена на вечную актуальность. Наиболее основательно она разработана И. Кантом, хотя и до него (Анаксагор, Платон, Р. Декарт, Г.В. Лейбниц, Х. Вольф), и после (неокантианцы) идея a priori фундировала многие теории познания. Марксисты отрицали кантовский априоризм. Не замыкаясь в рамках того или иного философского "изма", будем ориентироваться на оригинал – кантовскую интерпретацию согласно его "Критике чистого разума".

Как я могу знать?

Кант постулировал априорное познание (Объектом исследования Канта было именно априорное познание (как процесс), из которого проистекало априорное знание (как результат, продукт познания). ) как данность человеческого сознания и избегал онтологической аргументации априоризма, полагая мистикой "врожденные идеи" Декарта и "предустановленную гармонию" Лейбница и выводя свою гносеологию из структуры и свойств самого познающего разума. Нас же интересует проблема генезиса априоризма (условно априорного когногенеза) в следующей формулировке: если априорное (по)знание возможно, то откуда оно берется (Нас интересует априорное знание до всякого опыта – в кантовском понимании, т.е. независимо от всякого опыта (вне его), а не от конкретных опытов, "коим несть числа". )?

Новаторская философия Канта во многом определила развитие современной гносеологии, в результате чего проблема генезиса априоризма отошла на второй план (Имевшие место обсуждения проблемы кантовского a priori, как правило, носили методологический характер, не затрагивая генетической проблемы. ). Однако с развитием эволюционной и генетической эпистемологии, лингвистической философии, феноменологии и герменевтики (Герменевтика (от греч. hermeneia – толкование) – философское учение о понимании как необходимом условии социального бытия и осмысления (толкования) текстов.) , физики, информатики и физиологии вскрытие природы априоризма вновь стало актуальной проблемой, по крайней мере, для тех философов и ученых, кто принял идею a priori. Выявить непосредственные (если угодно, субстанциональные) основания и возможные механизмы априорного познания – вот суть этой проблемы. Мы далеки от мысли решить ее, наша задача скромнее – показать, что для проникновения в тайну генезиса априоризма уместна и философия информации.

Полагая любое знание высшей, наиболее ценной формой информации и вкладывая в понятие "наиболее ценной формы" семантику когнитивной информации, согласимся, что знание, содержащееся в тезаурусах (базах знаний) естественного и искусственного интеллектов, внесубстратно, хотя его носители могут иметь вполне ощутимую субстратную природу. Так, в нашем физически материальном мире "серое вещество" – на то и вещество, как и пленочное напыление на компьютерных дисках. И энергия (химическая, электрическая), затрачиваемая на запись-чтение когнитивной информации, тоже вполне ощутима и измерима, как ощутим и измерим сигнал в материально-энергетическом канале связи. Но вот ощутить и измерить хранимое веществом-носителем знание как непроявленную "вещь саму по себе" через состояния, свойства, функции, работу носителя (в частности, мозга) пока не по силам современной науке.

Тогда какой феномен и какой связанный с ним механизм стоят за взаимной трансформацией идеальной семантики знания с одной стороны и его субстратно-энергетического значения (в форме знаков-кодов и сигналов) с другой стороны? Еще средневековые философы вопрошали: "…способ, каким соединяются души с телами, весьма поразителен и решительно непонятен для человека, а между тем это и есть сам человек" (Августин Блаженный); "…каким образом умственное впечатление вызывает … изменения в телесном и материальном предмете, какова природа этой связи и сочетания этих удивительных сил?" (Мишель Монтень). В "Физика информации" предполагается, что данная проблема представляет собой информационно-полевую проблему: знание-информация и поле, несмотря на их кажущуюся удаленность друг от друга, представляются родственными, ибо из всех фундаментальных физических понятий именно понятие поля, не имеющего наглядных аналогий в реальности, наиболее близко понятию идеальной информации (Понятие физического поля обрело научный статус лишь в XIX в. (М. Фарадей). Материалисты, считавшие физику своей вотчиной, запретной для идеализма, конституировали поле как "особую форму материи" – по нашему мнению, без должных оснований.) . С равным основанием физическое поле можно интерпретировать как специфическую (силовую) форму информации, где силовая компонента второстепенна, как для французской королевы были второстепенны Д’Артаньян и его лошадь, доставившие ей с известными усилиями долгожданные бриллиантовые подвески (если верить А. Дюма).

При таком подходе взаимные преобразования идеального и материального (ментального и физического, духовного и телесного) редуцируются к полевым взаимодействиям, и если мы в попытке выяснить природу априорного знания трансформируем кантовское "что я могу знать?" в "как я могу знать?", то возможный ответ, скорей всего, упрется в информационно-полевую проблему. Последняя сейчас интенсивно исследуется, правда, больше девиантной, нежели академической наукой. Для решения проблемы придется, скорей всего, преодолеть искусственно воздвигнутые учеными границы между физикой, химией, биологией, психологией и физиологией. Вероятно, это весьма сложная задача исследовать внечувственные объекты "тонкого" информационного мира, лежащего за пределами возможностей современного научного приборостроения, мира, где традиционный наблюдатель, вопрошая (возбуждая) своим воздействием исследуемый объект, не просто искажает его ответ (реакцию), но искажает до неузнаваемости – вплоть до полного разрушения ответа. Это была непростая задача для Ж. Пиаже, исследовавшего в рамках психокогногенеза параллелизм между прогрессом в рациональной организации знания с одной стороны и соответствующим психологическим (по сути, информационным) процессом с другой стороны, для К. Лоренца, пытавшегося в рамках биокогногенеза объяснить превращение систем, которые суть просто хранилища информации, в субъектов познания, и, наконец, для неизвестного философа древности, имевшего основание заявить: "…родившись, человек должен искать и открывать то, что уже знал". В изложенном аспекте проблема априорного когногенеза с позиций философии информации не выглядит совершенно безнадежной.

Априорные формы чувственности и внутренняя информация

Начнем с априорных (по Канту пространственно-временных) форм чувственного созерцания объекта (кантовского "предмета"). Кант, постулируя в качестве априорных форм чувственности пространство ("внешнее" чувство) и время ("внутреннее" чувство) как данности, тем самым снимает противоречие между своим собственным отрицанием врожденности этих форм, с одной стороны, и их жесткой предзаданностью опыту, с другой стороны. Согласно Канту априорные формы чувственности при созерцании объекта проявляются через схватывание многообразия чувственных представлений субъекта как "модификацию души в созерцании". Созерцание, в свою очередь, имеет место, только если нам дается объект, который как "вещь сама по себе" имеет собственное многообразие, проявляемое лишь частично (насколько этого требует конкретный акт познания) и потому не совпадающее с многообразием представлений об объекте как "вещи для нас". Воспользуемся современной информационной терминологией, заменив кантовское понятие "многообразия представлений" о созерцаемом предмете идентичным понятием информационного разнообразия, под которым подразумевается то множество отличающихся состояний источника информации (кантовского предмета), которое субъект (потребитель информации) в виде множества своих представлений содержит об объекте (источнике информации). Иными словами, акт познания объекта, доведенный до "модификации души" субъекта, представляется как некое "соитие" субъекта с объектом, их уподобление и, наконец, информационное тождество.

Согласно трансцендентальному принципу тождества субъекта и объекта познания (Ф.В. Шеллинг), исходящему из единства природы и духа, знание есть продукт разума, необходимо заложенный и организованный природой в человеке через механизм "потенцирования" – возрастания субъективности. Объективное (реальное) и субъективное (идеальное) начала мира едины, а различия между ними усматриваются Шеллингом, развивающим идеи Канта и Фихте, лишь в количественном преобладании одного или другого начала (в рамках суммарного "количества априорного знания"). Следовательно, эволюционирующая природа не только априорна познанию, но и заключает в самой себе его условия и принципы. Ведь развитие любого объекта, состоящее в его структурно-функциональном изменении, невозможно без метаболических и информационных процессов обмена со средой обитания, где информационные процессы сводятся к отображению, перцепции (как реликту эволюционного развития природы) и апперцепции – познанию среды. При этом научно обоснованные однозначные границы между отображением, перцепцией и апперцепцией так же трудно уловить, как между неживой и живой природой, между бытием и небытием, телесностью и духовностью (что бы ни говорили по этому поводу философы), поэтому можно признать вполне уместной метафизическую презумпцию Шеллинга, что познание онтологически "прописано" в природе и априори предзадано человеку.

При своей более чем двухсотлетней давности принцип тождества субъекта и объекта привлекателен для современных апологетов атрибутивной концепции информации тем, что он коррелирует с информационной интерпретацией априорных форм чувственности и, прежде всего, с принципом взаимной информации ( "Физика информации" ).

Любая целенаправленная деятельность (а познание относится к таковой, даже если это простое созерцание) начинается со стимулирующей информации, которая через соответствующие сигналы приводит в движение материально-энергетические и информационные потоки. Интегрированный эффект подобного воздействия на объект деятельности необходимо вызывает ответную реакцию, которая, как и воздействие, вне зависимости от своей энергетики обязательно содержит информационную составляющую (Якобы пассивное созерцание объекта невозможно без активного воздействия на объект. Визуальное и радиосозерцание требуют электромагнитного потока, отраженного от объекта, аудиальное "созерцание" – достаточно плотного субстрата распространения звука, внеэнергетическое информационное созерцание – виртуального вопрошания объекта.). Таким образом, воздействие сводится к взаимодействию, являющемуся необходимо информационным, а согласно принципу взаимной информации – также и симметричным по количеству взаимной информации в двунаправленном (дуплексном) канале связи "субъект – объект". При этом количественная симметрия информации вовсе не предполагает (хотя и не исключает) качественной (смысловой, ценностной) симметрии. Смысл и ценность количественно одинаковой информации в общем случае разные для субъекта и объекта. По этой причине (и не только!) информационная тождественность субъекта и объекта в акте познания не означает (по крайней мере, для автора) их онтологической тождественности, хотя, надо признать, познаваема истина при этом, безусловно, объективно-субъективна.

Если субъект и объект, в частности человек и природа, взаимно познают друг друга, получая в каждом акте познания количественно равную информацию, следовательно, у объекта должна быть некая структура, подобная памяти субъекта, чтобы хранить полученную информацию в виде знания. Тогда логично полагать память атрибутом бытия – без памяти никакое знание невозможно. Более того, в силу информационной взаимосвязанности, тождественности познающего субъекта и познаваемого объекта эта память может (должна?) быть общей. Современная девиантная физика утверждает, что такая память существует; к этому же склоняется концепция семантического вакуума и семантического поля В.В. Налимова (Шипов Г.И. "Теория физического вакуума. Новая парадигма", 1993; Налимов В.В. "В поисках иных смыслов", 1993.) как своеобразная интерпретация декартовского "континуума сознания", объективирующая сознание и его важный атрибут – память.

Если принять такую концепцию памяти, то понятие информации придется разделить на два взаимосвязанных понятия: внутренней (связанной) информации (информации знания), хранимой в субстрате памяти (т.е. передаваемой во времени-пространстве) и внешней (свободной) информации (информации сообщения), передаваемой субстратом информационного взаимодействия в пространстве-времени (Здесь, следуя презумпции неразделимости субстанций пространства и времени в информационных процессах, первой в субстанциональной паре используется доминирующая субстанция: при хранении внутренней информации это – время, при передаче внешней информации – пространство. О внешней и внутренней формах информации, о памяти см. тему 1 и тему 4 (раздел 4.4.2).) .

Понятие внешней информации, явленной в знаково-сигнальной (морфосинтаксической) форме динамических или статических сообщений, нам близко и понятно своей реальностью, в отличие от понятия внутренней информации, которое в силу латентности, виртуальности семантической формы знания встречает мощную оппозицию со стороны апологетов информационного функционализма. Но если отрицать существование внутренней информации в веществе, то, логично рассуждая, мы не должны делать исключения для высокоорганизованного вещества мозга, и, следовательно, надо отрицать существование в нем сознания, бессознательных архетипов и мифологизированных образов. Аналогичная коллизия характерна для искусственных носителей внутренней информации. Если неживые Розеттский камень, книги или запоминающие устройства компьютеров хранят информацию во всех ее компонентах: морфологическом, синтаксическом и семантическом, – и эта информация, включая заложенные в нее смыслы, может быть востребована вовне, не дает ли это основания для предпосылки, что неживому свойственна внутренняя информация в той же мере, что и живому – вне зависимости от степени организации того, что мы называем веществом? Возражение, что артефакты – материализованные продукты сознания, т.е. внутренней информации живой высокоорганизованной материи, малоубедительно, ибо в той же мере, в какой человек творит артефакты сознательно, он может это делать и бессознательно в особых психических состояниях, чему много свидетельств. Так почему этого же не может делать бессознательная природа? Человек научился использовать в искусственных информационных системах спин электрона, "квантовые точки" и тому подобные сверхтонкие свойства и структуры неживого микромира ( "Физика информации" ). Можно ли наверняка утверждать, что того же не умеет делать природа в естественных информационных системах, какими являются все объекты в Универсуме и он сам как сверхсложный объект? Ведь до сих пор мы, в сущности, только использовали готовые рецепты задолго предсуществующей нам природы, мучительно открывая и осмысливая их, иногда в полном противоречии со здравым смыслом своего сознания. Чего стoит одна квантовая механика со своими умопомрачительными парадоксами! И чем глубже мы познаём природу, тем чаще наш здравый смысл отказывается понимать познанное, а заблуждение оказывается ближайшей дорогой к объективно-субъективным истинам познания ("Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания" / под ред. Касавина И.Т., 1990. ) .

Признать только смыслообразование объекта в субъекте (по внешней информации об объекте), отвергнув смыслопостижение внутренней информации самого объекта, значит нарушить принцип комплементарно-дихотомической симметрии философских понятий и категорий, предпочесть без должных оснований субъективное начало объективному, отказаться от принципов взаимной информации и информационного тождества субъекта и объекта, что противоречит исходным посылкам не только нашего дискурса.

Согласно "Физика информации" априорная информационная энтропия зависит только от распределения вероятностей состояний объекта и не зависит от условий опыта (акта познания). Следовательно, априорная энтропия никоим образом не связана с внешней информацией в канале связи "объект – субъект" и характеризует только объект, но в каком смысле? Как количественная мера неопределенности (доопытной непознанности) внутренней информации объекта – другого смысла просто не остается. Там же апостериорная энтропия интерпретируется как мера непознанной в опыте (не проявленной, ненаблюдаемой, не воспринятой) части внутренней информации объекта, а количество информации – как мера внешней информации познания.

Полагаем, что приведенная аргументация не противоречит кантовскому созерцанию, в котором восприятие материального объекта субъектом есть процессуальное материально-идеальное отношение между самостоятельным существованием объекта как "вещи самой по себе" (в информационном контексте – самостоятельным существованием внутренней информации объекта), его явлением как "вещью для нас" (проявлением внутренней информации во внешней и передачей последней), влиянием на чувственность субъекта (восприятием внешней информации) и спецификой восприимчивости субъекта (спецификой канала связи "объект–субъект" и тезауруса субъекта).

Итак, внутренняя (семантическая) информация не наблюдаема. Следовательно, рассуждения о ней неверифицируемы и спекулятивны, впрочем, как и об априорных формах чувственности, о физическом вакууме, кварке, волновой функции, идеальном обществе, свободе, Боге, бессмертии и др. Формы существования ненаблюдаемых объектов природы и разума обречены на дискуссионность, однако же наука, философия и религия оперируют ими, часто не безуспешно. Истина в данных дискуссиях – прерогатива науки, философствование же обращено к смыслу исследуемых объектов, и, если смысл внутренней информации как цель и результат ее понимания достижим, значит, с философской точки зрения понятие внутренней информации вполне уместно. Оно фундаментально, т.е. не выводимо из более глубоких понятий, но может быть обосновано, по крайней мере, философски через когерентность всех умозаключений и эмпирических результатов, достигнутых при его допущении (Даже этимологически в латинской отглагольной форме понятия информации (informo – придавать вид, давать понятие) можно узреть внешнюю информацию ("придавать вид") и внутреннюю информацию ("давать понятие").) .

Внутренняя информация не наблюдаема на фоне внешней, как не наблюдаемо информационное содержание духовности человека на фоне его телесности. Но связь ментального и физического через понятие информации как раз и проявляется посредством закона сохранения информации. Так, телесность человека "целеполагает" внешнюю информацию порядка, логики, комфорта, предсказуемости, ограничения разнообразия, познания (информационная тенденция). Духовность, в свою очередь, обращена к внутренней информации свободы (в том числе, свободы от порядка и логики), риска, творчества, выбора, роста разнообразия (энтропийная тенденция). Вектор целеполаганий (потребностей, запросов) человека непрерывно колеблется между соматической и духовной интенциями, но согласно закону сохранения информации информационная сумма таких противоречивых потребностей человека постоянна и равна сумме его телесно и духовно ориентированных возможностей (ресурсов). Иными словами, трансцендентальные отношения между телесными и духовными потребностями человека, с одной стороны, и его соответствующими априорными возможностями, с другой стороны, регламентируются законом сохранения информации. При постоянстве информационного ресурса рост одной из потребностей непременно приводит к соответствующему уменьшению другой. Это наглядно проявляется в искусстве, где доминирующая в последние десятилетия информационная (телесная) тенденция привела к ущемлению энтропийной (духовной) тенденции, что и наблюдается в эрзацах масскультуры с ее культом успеха, в дегуманизации искусства. В свою очередь, экономическая анархия, повседневность риска и непредсказуемость утопических метаний властных структур влекут неизбежный упадок материальной культуры, ущемление телесных потребностей человека.

Подобные взаимоисключающие и одновременно взаимодополняющие информационные тенденции с метафизическим "потенцированием" (по Шеллингу) одной в другую в рамках закона сохранения информации свойственны бытию вне зависимости от его проявлений в сущем – косном или живом, материальном или идеальном, ощущаемом или трансцендентальном, объективном или субъективном.

В темах "Понятие информации как философская проблема" , "Физика информации" отмечалось, что трансцендентальная внутренняя информация энергетически не разрушается. Разрушению подвержен только ее носитель и то при условии, что он материально-энергетический. Тогда, многократно скопировав внутреннюю информацию (до разрушения ее носителя) на другие носители, ее можно было бы сохранять и передавать в виде репродуцированных копий сколь угодно долго. Но поддается ли внутренняя информация объекта абсолютному, исчерпывающему копированию, если объект информационно неисчерпаем? Нет, конечно. Поэтому внутренняя информация, если бы и копировалась во внешнюю, то лишь частично, и тогда возник бы вопрос о механизме отбора копируемой части и, как следствие, об уместности самого понятия копирования. Полагаем, что из известных онтологических понятий, которые могли бы характеризовать отношение внутренней и внешней информации (К этим понятиям, помимо копирования, мы относим отражение, репликацию, явление, преобразование, проявление, сублимацию.) , наиболее адекватно отражает его суть понятие проявления. Внутренняя информация как символьная возможность именно проявляется во внешней как знаковой действительности (т.е. частично являет "саму по себе" "для нас"), подобно проявлению психики в поступке, взгляде или жесте, мировоззрения автора в его речи или рукописи, вещества в его излучении, заболевания в симптоме. Внешняя информация как результат проявления может отражаться, копироваться, перекодироваться, передаваться и т.п. Акт проявления внутренней информации применительно к сознанию и бессознательному и есть тот тонкий "внутренний механизм действия идеальных причин", с которого, собственно, и начинается кодовое преобразование в субстрате информационного носителя, пока "вещь для нас" – мыслеформа – не станет "вещью в нас", будучи воспринятой веществом мозга. Этот механизм маргинален, как маргинален механизм "кипящего вакуума" (Шипов Г.И.), находящегося на стыке трансцендентального (виртуального) и наблюдаемого миров, как маргинальны архетипические переживания.

Механизмы проявления внутренней информации и репродуцирования копий внешней информации лежат в основаниях эволюции живой материи – в механизме ее наследственности. В большинстве случаев информационные проявления в живой материи носят материально-энергетический характер, что обусловлено материально-энергетической природой биологических приемников информации (рецепторов, органов чувств). По этой причине и в актах познания человек стимулирует внешнюю информацию от объектов в материально-энергетической форме. Однако в "Физика информации" уделено внимание и ненаблюдаемому информационному полю, через которое, предположительно, информация передается несиловым (внеэнергетическим) способом.

На основании изложенного полагаем, что априорные формы чувственности не нуждаются в постулировании – они возникли на раннем этапе становления живой материи как проявления внутренней информации Универсума, содержащие знание об архетипических пространственно-временных отношениях между его материальными объектами, и как копии данных проявлений. С тех пор эти копии непрерывно репродуцируются эволюционным механизмом наследственности. Современная нейрофизиология полагает, что "общий диапазон связей для большинства нервных клеток, по-видимому, предопределен заранее, причем эта предопределенность касается тех клеточных свойств, которые ученые считают генетически контролируемыми (Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер М. "Мозг, разум и поведение", 1988.) . Соответственно априоризм пространственно-временных форм чувственности, на наш взгляд, имеет информационно-генетическую природу. В связи с этим "врожденные идеи" Декарта (мистические по Канту) вполне уместны в априорном когногенезе, как и более поздняя концепция архетипов К. Юнга.

Предлагаемая "информационная" гипотеза, в сущности, редуцирует одну человеческую данность – априорные формы чувственности – к другой данности – внутренней информации человека. Мы старались показать, что внутренняя информация – тот самый корень, из которого произрастают априорные формы чувственности. Чтобы включить предлагаемую гипотезу в число достойных рассмотрения, достаточно принять атрибутивный подход к понятию информации. Но остается вопрос о происхождении самой внутренней информации. Иными словами, априорный когногенез редуцируется к априорному информациогенезу. Относительно последнего можно высказать лишь следующие спекулятивные предположения в рамках эволюционной парадигмы. Природа задолго предсуществовала флоре, фауне и человеку. К моменту формирования сознания она накопила в своей памяти (информационном поле) богатую "базу данных" (именно базу данных, а не базу знаний), ставшую основой для наполнения тезаурусов первых биологических особей, в том числе, людей. Данную рефлексию можно продолжить в рамках трансцендентальной логики Канта или трансцендентального идеализма Шеллинга с учетом феноменологии, антропного принципа, достижений генетики, когнитивной психологии, нейрофизиологии и т.д. Но вне умозрительной рефлексии априорный информациогенез – пока terra incognita для науки и философии.