Просвещение

5. Проблема самовыражения народной воли посредством деятельности выдающегося законодателя и учение о циклах в исторической жизни политического организма

Однако в силу присущего Руссо теоретического раздвоения народа на субстанционального Суверена и на эмпирическую совокупность конкретных частных лиц возникает вопрос о законодателе.

NB.: В этой связи Э.Ю. Соловьев отмечает, в частности: "... рядом с конструкцией прямого народовластия Руссо строит очевидно противоречащую ей ... конструкцию адекватного элитарного замещения законодательной воли народа"; "Законодатель Руссо не является ни главой уже существующего государства, ни политическим избранником народа. Он скорее "вождь", "наставник", "воспитатель", приходящий самозванно и озаряющий народную массу светом ее же собственной (но до него невидимой) коллективной мудрости" (см.: Соловьев Э. Ю. Теория "общественного договора" и кантовское моральное обоснование права // Философия Канта и современность. М., 1974. С. 200-201).

Руссо пишет: "Законы, собственно, - это лишь условия гражданской ассоциации. Народ, повинующийся законам, должен быть их творцом ... Но как они их определяют? Сделают это с общего согласия, следуя внезапному вдохновению? Есть ли у политического организма орган для выражения его воли? Кто сообщит ему предусмотрительность, необходимую, чтобы проявления его воли превратить в акты и заранее их обнародовать? ... Как может слепая толпа, которая часто не знает, чего она хочет, ... сама совершить столь великое и трудное дело, как создание системы законов? Сам по себе народ всегда хочет блага, но сам он не всегда видит, в чем оно. Общая воля всегда направлена верно и прямо, но решение, которое ею руководит, не всегда бывает просвещенным. ... Надо показать ей тот верный путь, который она ищет; оградить от сводящей ее с этого пути воли частных лиц; раскрыть перед ней связь стран и эпох; уравновесить привлекательность близких и ощутимых выгод опасностью отдаленных и скрытых бед. Частные лица видят благо, которое отвергают; народ хочет блага, но не ведает в чем оно. Все в равной мере нуждаются в поводырях. Надо обязать первых согласовать волю с их разумом; надо научить второй знать то, чего он хочет. ... Вот что порождает нужду в Законодателе".

Законодатель является медиумом мудрости народа-субстанции: он вырабатывает формулу республики, формулу политического общежития и способен изменить человеческую природу - превратить каждого индивидуума, который сам по себе есть некое замкнутое и изолированное целое, в часть более крупного целого, от которого этот индивидуум в известном смысле получает свою жизнь и свое бытие ... должен поставить на место физического и самостоятельного существования, которое нам всем дано природой, существование частичное и моральное. Поэтому он - исполнитель особой сверхчеловеческой миссии; его власть не имеет ничего общего с властью человеческой. Он способен увлечь народ, переведя на доступный последнему язык очень широкие планы и слишком далекие предметы, - но не в буквальном смысле слова, а используя авторитет богов; Макиавелли совершенно справедливо считал, что не было ни одного учредителя законов, который не прибегнул бы к Богу, так как иначе они не были бы приняты, ибо многие блага хорошо понятны мудрецам, но сами по себе недостаточно очевидны, чтобы можно было убедить в них других людей. Возвышенность миссии законодателя по выполнению сверхзадачи конституирования политического тела, запредельность средств, необходимых для этого в сравнении с человеческими возможностями, - вот что во все времена вынуждало отцов наций призывать себе на помощь небо и наделять своею собственной мудростью богов, дабы народы, покорные законам Государства как законам природы и, усматривая одну и ту же силу в сотворении человека и в создании Гражданской общины, повиновались по своей воле и покорно несли бремя общественного благоденствия. ... Но не всякому человеку пристало возвестить глас богов и не всякому поверят, если он объявит себя истолкователем их воли. Великая душа Законодателя - это подлинное чудо. Один из примеров такого рода в новое время - Кальвин как автор "Наставления в христианской вере" (1536 г.) и участник составления "наших мудрых Эдиктов", широта гения которого отнюдь не сводится к его богословским достижениям.

Итак, законодатель - харизматический гений - элитарный выразитель национального самосознания, деятельность которого благотворна в политическом смысле именно потому, что ее результаты не узко функциональны, но определяют как саму политическую конституцию народа, так и обусловленную этим изначальным "выбором" историческую судьбу этого последнего (народа).

Одно из требований к законодателю - индивидуальный подход к народу, своего рода педагогический учет возрастных особенностей (национального) характера. В данном отношении Руссо выступает как продолжатель историко-индивидуализирующего метода Монтескье. Руссо считает, что жизни народов свойственны циклы, кризисы и перевороты. Даже народы, способные к величию, определяемому восприимчивостью к благим законам, открыты этому благотворному воздействию лишь однажды, в молодости. Старея, они становятся неисправимыми: обычаи уже установились и предрассудки укоренились. Это не значит, что подобно некоторым болезням, которые все переворачивают в головах людей и отнимают у них память о прошлом, и в истории Государств не бывает бурных времен, когда перевороты действуют на народы так же, как некоторые кризисы на индивидуумов; когда на смену забвению приходит ужас перед прошлым, и когда Государство, пожираемое пламенем гражданских войн ... возрождается из пепла и вновь оказывается в расцвете молодости, освобождаясь от рук смерти. Так было со Спартой во времена Ликурга, с Римом после Тарквиниев, так было и в наши времена в Голландии и в Швейцарии после изгнания тиранов.

И все же вектор исторического времени, согласно Руссо, необратим. Такие события редки. Они не могут повторяться дважды в жизни народа. Свобода - уникальная возможность, которая открывается один раз, а затем, когда движитель гражданский износился, навсегда исчезает. Тогда народу уже требуется не освободитель, а повелитель (вспомним, что политическая, правовая организация общества мыслится Монтескье только на основе народного суверенитета). Обретение народом свободы возможно только в период его юности. Юность же народа - не детство. Это скорее зрелость, которой нужно дождаться, прежде чем подчинять народ законам. Отрицательный пример в этом отношении - реформы Петра I: "Русские никогда не станут истинно цивилизованными, так как они подверглись цивилизации чересчур рано. Петр обладал талантами подражательными, у него не было подлинного гения, того, что творит и создает все из ничего. Кое-что из сделанного им было хорошо, большая часть была не к месту. Он понимал, что его народ был диким, но совершенно не понял, что он еще не созрел для уставов гражданского общества. ... Он хотел сначала создать немцев, англичан, когда надо было начинать с того, чтобы создавать русских".

В современной Европе, по мнению Руссо, есть еще одна страна, способная к восприятию законов, - это Корсика; он говорит, что у него есть смутное предчувствие, что когда-нибудь этот островок еще удивит Европу, - и в этом высказывании видели провозвестие появления на свет в 1769 г. Наполеона Бонапарта, выступившего, однако, в роли законодателя и отца нации прежде всего во Франции.

В связи с этим значимо правило: можно завоевать свободу, но нельзя обрести ее вновь.